Только этого мало стих
Арсений Александрович никогда не держался мэтром, вел семинары весело и любил рассказывать, как однажды Мандельштам читал в его присутствии новые стихи: Довольно кукситься! Только пишите". Молодой человек сказал, что работает в подвале.
Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" Другие стихи Арсения Тарковского » Ветер Душа моя затосковала ночью. А я любил изорванную в клочья, Исхлестанную ветром темноту И звезды, брезжущие на лету Вечерний, сизокрылый, Благословенный свет! Я словно из могилы Смотрю тебе вослед Где лампы-«молнии»? Где черный порох? Где черная вода со дна колодца? Когда у него появлялись дубликаты, он отдавал мне старые пластинки.
Они и сейчас хранятся у меня в конвертах, на которых рукой Тарковского написано что и кем исполняется. Однажды Арсений Александрович спросил есть ли у меня сонаты Бетховена. Я сказала, что есть. Я не помнила. Я очень расстроилась и с той поры изучила все свои записи и пластинки.
Он жил с ними. У него был прекрасный проигрыватель, и слушать музыку у Тарковского было особым удовольствием. И не столько из-за качества звука, сколько из-за самого хозяина. Трудно даже объяснить почему. Когда у него появлялась новая полюбившаяся пластинка, он сообщал об этом, едва вы входили в дом.
Он как бы угощал вас ею. Дивная вещь". Он прыгал к полке, доставал пластинку и, сняв с нее рубашку, аккуратно ставил на проигрыватель. Затем плюхался на диван и, откинувшись на подушку, слушал. Иногда при это курил, а иногда полировал специальной пилочкой ногти. Ничего особенного не происходило, но для меня он был, пожалуй единственным человеком в чьем присутствии мне было легко слушать музыку. Когда мы слушали Моцарта, он иногда брал с полки каталог Кехля и проверял, в какое время написана та или иная вещь.
Он вообще очень любил словари и справочники. Когда я читала ему свои новые стихи, он, если в чем-то сомневался, посылал меня за словарем. Подите, детка, принесите, Вы молодая, у Вас ноги есть". Помню, как эти книги и пластинки превратились в бешеную взбунтовавшуюся стихию, когда Тарковские собирались переезжать с Аэропортовской на Садово-Триуфальную.
Помню, как изученные хозяева пытались укротить ее с помощью коробок и бечевок. Помню, как на борьбу со стихией бросились Саша Радковский, мой муж и кто-то третий. В новой квартире оказалось шумно и пыльно и приходилось держать окна закрытыми даже летом. Все больше времени Тарковские проводили в домах творчества или на даче в Голицыне.
Особенно жалко ему было расставаться с пластинками. Одно время он даже собирался завести лишний проигрыватель, чтобы возить с собой. Но так и не завел. В начале х мы с муже провели у Тарковских в Голицыне несколько летних дней. Дача казалась большой, тенистой. В комнатах, заставленных книжными полками, ностальгически пахло старыми книгами.
Помню, что в одной комнате стоял тяжелый письменный стол, в столовой — камин, который иногда топили. Но главной достопримечательностью Голицына был старый телескоп. Когда-то А. Он вообще интересовался науками: естествознанием, физикой. Любил беседовать с людьми, занимающимися наукой. Часто говорил с моим муже — физиком на разные космические темы. На дачном участке росли кусты сирени, шиповника, малины.
Живя там, мы каждый день собирали к чаю мелкую, сладкую малину. Дом казался загадочным, старым, скрипучим, хранителем многих тайн, свидетелем давних событий. Однажды я встала раньше всех и пошла на террасу пить кофе. Туда выходило окно комнаты, в которой спал Арсений Александрович.
Он неровно дышал во сне, его рот был полуоткрыт, щеки ввалились. И я вдруг осознала, что Тарковский — старый человек и что он смертен. Когда он бодрствовал, лицо его становилось таким подвижным, он умел так сеяться и шутить, что подобные мысли не приходили в голову.
Но сам-то он, как всякий поэт, думал о смерти и писал о ней. Невозможно в таком рассказе придерживаться хронологического порядка. Вспоминается то одно, то другое. И хочется все удержать, все донести. Осень года. Мы с муже едем к Тарковским в Голицыно. Я везу ему свою первую книгу, которая наконец-то после долгого ожидания вышла. Тарковский в постели. Он недавно упал, сильно ушибся и еще малоподвижен. Арсений Александрович берет книгу в руки, перелистывает страницы, кое-что читает вслух, изучает обложку и иллюстрации.
Он рад моей книге, очень ждал ее появления и немало для этого сделал. Вижу как он держит книгу своими большими сильными руками, как проводит по странице ладонью. Увы, когда десять лет спустя в году вышла моя вторая книга, Тарковский был уже почти отключен от внешнего мира. После операции под общим наркозом, которую он перенес в году, Арсений Александрович стал совсем плохо слышать, и даже то, что слышал не всегда понимал. Он почти не говорил.
Единственной живой реакцией была паника, когда он не видел рядом Т. Он испуганно искал ее глазами и как ребенок, потерявший мать, восклицал: "Таня! Где Таня? В это не хотелось верить. Иногда вдруг случались просветы.
Тарковский оживлялся, радуясь приходу знакомых, друзей. Но это длилось недолго. И снова на лице возникало столь несвойственное ему растерянное, беспомощное выражение. Тарковский уходил. Помню один из последних разговоров, когда он был еще самим собой. Весна го года. У меня только что умерла мама. Кто-то из друзей дал не книгу Моуди "Жизнь после жизни".
Эта книга была мне нужна, как воздух. Благодаря ей мне казалось, что я сохраняю связь с мамой. Я сидела в переделкинской келье у Тарковских и рассказывала им содержание книги. Я видела, какое впечатление производят на Тарковского мои слова. Он слушал серьезно и напряженно, стараясь не пропустить ни слова.
Как ему хотелось верить в те чудесные явления, о которых писал Моуди. Как хотелось ему верить в жизнь после жизни. А тогда в м он читал и перелистывал мою книгу.
Тогда же зашел разговор об Андрее. Арсений Александрович с грустью сказал, что Андрей давно не звонил, не появлялся и даже не знает, что отец болен и лежит в Голицыне. И, о чудо, возвращаясь в тот день из Голицына, мы оказались в вагоне метро рядом с Андреем.
Я бросила случайный взгляд на рукопись, которую он читал, и увидела, что это сценарий о Моцарте. Велико было искушение сказать ему, что мы едем от отца, который болен и скучает, но мы не решились, так как не были знакомы.
Я много раз встречала дочь Тарковского Марину, которая часто навещала отца. Мы подружились и иногда перезванивались. Андрея же я видела только дважды в жизни: в первый раз в Политехническом музее на вечере Арсения Александровича, второй — тогда в метро. Саша Радковский видел его чаще и говорил мне, что порой казалось, будто Арсений младше Андрея. Рядом с А. Саша видел, как они играли в шахматы. Когда А. Он требовал новых партий и играл до тех пор, пока не выигрывал.
Если же не удавалось взять реванш, Тарковский долго оставался не в духе. Я не видела, как играл в шахматы А. Однажды в шахматы сражались мои сыновья. Я что-то рассказывала Арсению Александровичу, но увидела, что он меня не слушает и весь поглощен игрой моих детей. Младшему было тогда лет девять или десять. Он только учился играть. Ему требовалось время, чтоб обдумать ход.
Но не тут-то было. Но мой сын хотел ходить сам. Он поставил фигуру на место и сделал другой ход. Нелепейший с точки зрения Арсения Александровича. Он пытался повторить свой прежний ход, но мой сын вцепился в фигуру и не отпускал. Он был почти в слезах, Тарковский — в гневе, а я — в ужасе. Положение спасла Татьяна Алексеевна. Она пришла это было, кажется, в фойе переделкинского Дома Творчества и увела всех в парк. Я почти не встречалась с Андреем, но Арсений Александрович нередко говорил о нем.
Особенно во время съемок фильма "Зеркало". Да и позже. Однажды А. Скрываемся за деревом и появляемся снова Я не придала этому рассказу значения и мало что запомнила. А позже поняла, что этот сон был начало "Зеркала", моего любимого фильма.
Какое счастье, что остаются стихи и фильмы. Какое счастье, что остался голос Арсения Александровича. Его неповторимый, глуховатый, вибрирующий голос:. Думая о"Зеркале", особенно о последних кадрах фильма, тех, где бескрайнее поле, через которое идут то мать с детьми, то бабушка с внуками, я невольно вспоминаю маленький любительский снимок, который я видела у Арсения Александровича: по тропинке, взявшись за руки, идут отец с сыном. Снимок довоенный. Отец еще без палки, молодой, в белой рубашке с закатанными рукавами, а сын маленький, стриженый.
Они сфотографированы со спины, идущими через поле солнечным летним днем. За что они его так мучают? Получив, наконец, длинное письмо, он читал его, перечитывал, давал читать друзьям. В том письме Андрей писал о причинах своего отъезда, о своих многолетних мытарствах и горестях.
Теперь это письмо опубликовано и многократно процитировано. Когда Андрей умер, Арсений Александрович уже мало осознавал происходящее. И тем не менее Т. Узнав о смерти сына, А. И все же удар, наверное, был смягчен тем состояние, в котором он находился. Я была у Тарковских в Переделкине, когда туда приехала Марина, только что вернувшаяся из Парижа, с похорон.
Она была утомлена и подавлена. Ей трудно было говорить. Марина, несмотря на усталость, хотела дождаться его пробуждения, чтобы поздороваться и поговорить. Наконец, Тарковский открыл глаза.
Марина наклонилась к нему: "Папа. Больше А. Случилось так, что Арсений Александрович и Татьяна Алексеевна пережили своих сыновей. Андрей похоронен в Париже, а Алеша, сын Т. Несколько лет назад поздней осенью мы сопровождали их на кладбище. Сперва мы навестили могилу Алеши, а потом могилу Марии Ивановны, похороненной там же. Пишу одно, а вспоминаю другое: и драматичное, и забавное, и смешное. Вспоминаю, как летом года Тарковские приехали навестить нас в Заветы Ильича, где мы снимали дачу.
Мы пошли вместе на речку, и мой старший сын, которому тогда было четыре года, завел с дядей Арсюшей разговор о том, что каждый человек похож на какое-нибудь животное.
По-видимому он был польщен, так как любил обезьян, считал их милашками, и даже держал старую плюшевую обезьяну на своем диване. Когда мы собирались уходить с речки, мой ребенок отличился снова. Он долго следил за тем, как Тарковский пристегивает протез, а затем громко спросил: "А дядя что, разборный? Он не терпел котурнов и даже о драматичном и тяжелом в своей жизни умел говорить, как о чем-то будничном и смешном.
Однажды Тарковский рассказывал, как он со своими солдатами брал высоту. Мой муж спросил его: "А как Вы поднимали солдат в атаку? Если не возьмем, меня расстреляют". Даже о то, как он потерял ногу, А. Он уже погибал, нога загнивала, а раненых все несли и несли. Госпиталь был переполнен. Врачи не справлялись, санитары спали на ходу. Тарковского спас лежащий рядом офицер, который выхватил пистолет и, направив на вошедшего хирурга, приказал нести раненого на операцию.
Интонация, междометия, улыбка Тарковского — этого не передашь. И все же, вспоминая один эпизод за другим, не хочу отпускать их в небытие. Даже мелочи. Вот идет разговор о фильме, который Тарковский видел накануне.
Однако были фильмы, о которых Т. Как он любил Чаплина! Как оживлялся, когда говорил о нем! Я всегда вспоминала его строки из стихотворения, посвященного Мандельштаму:. Все, что происходило в жаркий майский день го года в Большом зале Дома литераторов, казалось, не имеет никакого отношения к Тарковскому. На сцене гроб с телом покойного. Справа от гроба стулья, на которых сидят родные: жена, дочь, внуки. В полутемном зале те, кто пришел проститься с Тарковским. Обычная церемония: почетный караул, речи, цветы, музыка.
Но Тарковского здесь нет. На них лирический герой остался загорелым ребёнком, поющем на «белом ялике с голубым флажком». На мысленном экране зеркально отражаются образы детства.
Стихи Тарковского — это зеркало, которое с предельной точностью отражает реальный мир. Не случайно в году его сын создаёт во многом автобиографичный фильм, который так и называется — «Зеркало». Главный герой киноповествования, — Алексей, находится в кадре, только будучи ребёнком.
Взрослым в «полный рост» он не показан: мы слышим его голос, видим его руки, и его самого — камера смотрит словно бы его глазами. В фильме много документальных вставок Гражданской войны в Испании, Великой Отечественной, пограничного конфликта с Китаем, запуска советских стратостатов. Фильм сопровождается звучащими за кадром стихами Арсения Тарковского в исполнении автора, музыкой Баха и других композиторов. Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи, Построенные чудом города, Сама ложилась мята нам под ноги, И птицам с нами было по дороге, И рыбы подымались по реке, И небо развернулось пред глазами Стихотворения Арсения Тарковского стали важной смысловой и высокохудожественной частью в фильмах Андрея Тарковского «Сталкер», «Солярис», «Ностальгия», «Зеркало»… В письме к сыну Андрею 7.
Арсений Тарковский писал: «У меня тогда…было нечто, что меня спасало и было моей верной путеводной звездой: неукротимая страсть к поэзии; я во всем был подобен тебе, так же легкомыслен и так же подчинялся обстоятельствам и плыл по течению, во всем, кроме поэзии…» Поэт увлекался астрономией.
Осознание того, что мы — частичка в бесконечном космосе, задвигает социальную и политическую жизнь на второй план. Он был уверен в том, что у каждого человека свой неповторимый взгляд на жизнь, и это нужно ценить и понимать. Человек занимает центральное место в мире не за какие-то биологические преимущества, а за владение Словом, которое и породило такое явление, как культура. Его стихи звучат странно и завораживающе.
В них нет смысла, того здравого смысла, который мы привыкли ставить во главу угла. Но есть другой, таинственный смысл, летящий навстречу музыке и небывалой свободе. Говорят, что природа отдыхает на детях гениальных родителей. Но бывает, что это правило нарушается. Пожалуй, трудно найти более яркий пример тесной родственной связи двух гениальных художников — Арсения и Андрея Тарковских, отца и сына, поэта и режиссёра. Главная страница О библиотеке Электронная библиотека Услуги Полезная информация.
О библиотеке. Краткая информация. Информация для читателей. Часы работы подразделений. Основные сведения. Регламентирующие документы.
