Панночка вий образ, Панночка (Вий) | Злодеи вики | Fandom
Она была, собственно, Призраком, но Хома всё же видел её, поскольку его ужас перед Призраком, его величайшее напряжение сил и обостренное восприятие окружающего создавали ему Астровидение. Сюжетом философ поставлен в ситуацию выбора между жизнью и смертью как между двумя женщинами, и потому при всем фабульном сходстве финал приобретает принципиально иное значение. Гоголя «Вий».
Философ уповал на разум при столкновении с ведьмой, но разум не вмещает этот конфликт между содержанием и формой, между абсолютно мертвым и относительно живым. Его разума хватает на то, чтобы понять и объяснить катастрофу гоголевского философа: он заглянул «внутрь земли», в самое ее сердце и «опалил свои очи до конца дней своих, ибо не можно человеку дерзать на такие тайны! Собственная трагедия открывается ему постепенно, окончательно проясняется в последней картине, когда ирреальностью стал не только дневной мир, где он «с живыми», но и звучащий ночной.
Мир этот был то радостно-любовный, то томительно-страшный, что и отражала душа философа, резонирующая со всем, что слышит. Садур выдвигает на первый сюжетный план то, что в гоголевской повести было в подтексте, — тревожную красоту панночки, смутившую душу философа.
Чудный мир, который открывает для себя Хома Брут Гоголя, вызывает в нем сложные, дотоле не изведанные чувства: «Он чувствовал какое-то томительное, неприятное и вместе с тем сладкое чувство, подступавшее к его сердцу» ; «Он чувствовал бесовски-сладкое чувство, он чувствовал какое-то пронзающее, какое-то томительно-страшное наслаждение» Мир, в котором звучит то ли ветер, то ли музыка, и притягивает, и пугает его — нечто подобное он испытал, когда увидел старуху, превратившуюся в красавицу: «Затрепетал, как древесный лист, Хома: жалость и какое-то странное волнение и робость, неведомые ему самому, овладели им; он пустился бежать во весь дух.
Дорогой билось беспокойно его сердце, и никак не мог он истолковать себе, что за странное, новое чувство им овладело» Красота панночки, даже уже мертвой, завораживает его: «Трепет пробежал по его жилам: пред ним лежала красавица, какая когда-либо была на земле. Казалось, никогда еще черты лица не были образованы в такой резкой и вместе гармонической красоте.
Она лежала как живая. Он чувствовал, что душа его начинала как-то болезненно ныть, как будто бы вдруг среди вихря веселья и закружившейся толпы запел кто-нибудь песню об угнетенном народе. Рубины уст ее, казалось, прикипали кровию к самому сердцу» Красота будоражит философа, но посмертная жизнь панночки пугает, тем более что Хома вступает в противоборстве со смертью, которая настигает его в образе страшного трупа, «синего, позеленевшего», и это видение стерло из памяти философа бесовское наслаждение от страшной красоты панночки.
В последнюю ночь поминального бдения ужасная ведьма только начинает шабаш, потом Хома видит «несметную силу чудовищ», и не панночка решает его судьбу, а впервые — и только для этого — появившийся Вий. Таким образом, у Гоголя панночка — образ искусительной красоты, она — только часть той силы, что сгубила философа, и функциональность образа панночки-ведьмы подтверждается ее фактическим отсутствием в сильной позиции текста — в кульминации и развязке.
Совершенно иная ситуация выстраивается в пьесе Н. Характерно, что у Гоголя на последнюю ночную службу Хому ведут практически под конвоем — у Садур философ сам собирается, зеркально отражая первую ночь: там его новые друзья одевают Хому в свои лучшие одежды — теперь он возвращает подарки, как бы прощаясь с ними. Но в церкви появляется второе значение этого раз-облачения: друг перед другом оказываются мужчина и женщина, оба в белом, оба готовые к «поединку роковому». Любовное томление и сексуальное влечение, запрятанное Гоголем в подтекст, в пьесе Н.
Садур становится сюжетообразующим мотивом. Философ, стараясь избежать предстоящих бдений, признается в своих грехах, среди которых уже у Гоголя сладострастие было едва ли не на первом месте. В пьесе Садур упоминания о прошлых грешках становятся мотивационным фоном для заигрываний с Хвеськой, отношения с которой развиваются стремительно.
В современной версии гоголевской повести вводится мотив ухаживания и, как его логического завершения, женитьбы, мотив, отсутствующий в повести «Вий», но весьма значимый для творчества Гоголя, особенно учитывая его изменение от ранних текстов к поздним.
В этой логике любовь-смерть — тоже как бы оппозиция, но сюжет ее снимает, превращая в тождество. В этот мир оппозиционных понятий органично входят две женщины — Хвеська и панночка, сильные своей женской властью и решительные в своих действиях. Почти одновременно Хома Брут видит «нестарую еще бабенку» и молодую красавицу, но то, что Хвеська хороша, философ замечает только после обсуждения с козаками «резкой красоты» панночки.
После «скачек», то ли сексуальных, то ли смертельных, философ резво начинает флиртовать с «несравненной Хвеськой». При известии, что Хоме назначено читать над панночкой молитвы, именно она оплакивает «красивенького», но «погубленного», уже предчувствуя его судьбу. В первую ночь бдения бурсак еще верит, что «все на свете во благо живому человеку» и что «наука против мертвецов».
Вернувшись к «живым», философ не чувствует себя таким же, и именно Хвеська должна удостовериться и его убедить, что в груди бурсака «стучит» еще сердце.
Теперь она начинает флирт, но быстро замечает изменения в Хоме: «Будто это не вы говорите, а настоящий важный пан». Этот новый Хома провоцирует ее на решительный шаг, и она, по сути, делает бурсаку матримониальное предложение, причем с такой аргументацией, что вольнолюбивый философ готов принять его. И перед тем, как идти к панночке во второй раз, он произносит знаменательное: «Женюсь! Но взаимосвязанность двух мотивов — женитьбы и бегства — проясняет и гоголевский подтекст: женитьба — это не свободный союз двух людей, а образ несвободной жизни, который, после первой части «Вечеров Ситуация в пьесе Садур осложняется и в конечном счете видоизменяется преображением героя, который, в отличие от гоголевского, любит флирт и ни к чему не обязывающие связи, но волю ценит больше.
Сюжетом философ поставлен в ситуацию выбора между жизнью и смертью как между двумя женщинами, и потому при всем фабульном сходстве финал приобретает принципиально иное значение. Новые смыслы проступают постепенно, и по мере приближения к развязке различие в картинах мира Гоголя и его современного интерпретатора становится все более явным и резким.
Так, истинным философом выглядит Хома Брут в сцене «Прощание», когда мучается неразрешимой дилеммой: « Это радостные голоса. Эти голоса никого не обидели. Отчего же тогда с деревьев кровь течет?
Иначе говоря, ночь ставит перед философом вопросы подлинно бытийные — создания человека, смерти, возможности возрождения, и пепел здесь — явная отсылка к мифу о создании первочеловека. Получается, что, попав в ситуацию между жизнью и смертью, философ оказывается в положении демиурга, обреченного решать проблемы бытия, и бремени этого он не выносит, ибо не может постичь, «что нужно сделать, чтоб одни только радостные голоса остались на всей земле и не пугались бы этого стона, который идет аж из сердца земли и скоро уже наверное расколет землю на кусочки».
Приобщение к «самому сердцу земли» приближает философа к спасителю: последний монолог перед уходом в третью ночь показывает пьяницу и грешника человеком, готовым принести себя в жертву ради сохранения мира живых. Принимая мудрость Господа, философ согласен, что именно он, «самый никчемный человек», должен быть брошен во «мрак разъяренный», чтобы закрыть собою «черную дыру». Таким образом, и Хома, подобно панночке, проходит три ступени в своем восхождении к смерти — это философ, паныч и спаситель.
Поэтому в «бой» вступают много пережившие герои, к началу сцены третьей пребывающие уже в одинаковом состоянии: «Вид у обоих усталый и измотанный.
И оба босиком и в белом — она в сорочке, Философ в рубахе Белый цвет — знак чистоты, знак венчальных одежд, но и знак смерти. Развитие микросюжета сближает два знака в один амбивалентный — это единение любви, точнее, сексуальной страсти и смерти. Измученная панночка истово молит сатану: «И тогда слепи нас обоих в одно и брось в свое дивное пекло, о государь, чтоб не остыло бы оно никогда во веки веков Повесть «Вий» — о противостоянии человека и темных сил ночного мира, столкновении заранее предрешенном, но исполненном высокого трагизма, чем и объясняется оксюморонность имени: простому Хоме выпало в столкновении миров быть Брутом.
Обостренное чувство времени, ощущение завершения века как конца определенного мира, осознание личности себя на перепутье, в пограничной ситуации — все это, как правило, приводит к слому устоявшихся традиций и их переосмыслению. В данном случае попытка увидеть «самое сердце земли», т. В «Панночке» этой «войны миров» нет, хотя бы по той простой причине, что нет миров как целостных внутри себя систем — есть мужчина, «красивенький козачик Нет ни друзей Хомы, ни Вия — никого, кто стоял бы рядом с ними или за ними, и последний призыв панночки «Погляди на меня» — как будто гоголевского происхождения, его видения, но «Нет!
Вий не мог самостоятельно поднять веки ресницы , которые у него были до колен. Гоголь использовал его собирательный образ из народных украинских преданий. Фильм снят по одноимённой повести Гоголя «Вий», написанной в году, и до сих пор считается его лучшей экранизацией. Режиссёры Г. Кропачев и К. Картина с успехом демонстрировалась в США и странах Европы в х годах.
В то время не было компьютерной графики, и даже спецэффекты использовались мало. Но именно игра актёров и натуральность съёмок придаёт жуткую правдоподобность этой истории.
Наталья Варлей панночка , как цирковая артистка, легко справилась с полётами, стоя в гробу. По игре, мимике и правдоподобию она лучшая ведьма-красавица. Остальную нечисть тоже играли артисты цирка, в том числе и самого Вия.
Некоторым зрителям не хватило эпичности в появлении Вия и его вид не оправдал ожиданий.
Однако, в некоторых народных преданиях он вовсе был коротконогим карликом, весь в земле и глине. В роли Хомы Брута снимался талантливый Леонид Куравлёв.
Фильм соответствует жанру мистического триллера. Режиссёр Олег Фесенко.
В отличие от первоисточника события перенесены в современность, куда-то в Прибалтику, имена героев соответственно изменены. В истории отсутствует Вий, а главный герой, благодаря появившейся вере, остаётся в живых. Несмотря на отличия, основная линия сюжета выдержана по мотивам повести Гоголя, чего уже не скажешь о следующих постановках.
Журналист «жёлтой газетёнки», атеист, Айван Бергхоф аналог Хомы Брута, в исполнении Валерия Николаева , по заданию редактора отправляется в глухомань за «жареным» материалом. В пути останавливается на ночлег у старухи, где знакомится с красавицей.
Вместо катания на спине герой принимает ванну с незнакомкой, что закончится невообразимым ужасом. Мэрил, дочь влиятельного человека аналог панночки в исполнении Евгении Крюковой.
Внешний типаж Крюковой вроде подходит образу, однако, мимика не соответствовала происходящему, а использование графики, снижало иллюзию правдоподобности.
В целом фильм получился мрачный, страшный и динамичный. Это красочный, местами очень красивый, а местами омерзительный, фильм ужасов, с примесью приключенческого жанра и комедии. Режиссёр Олег Степченко. Он знал, что только можно знать о темной стороне магии и даже Велес, которого он обучал, был не столь сведущим в колдовских искусствах, как Вий.
Поэтому наши предки часто просили у Вия усмирить погоду, молили прощения за грешных родственников, взывали к помощи при нападении захватчиков. И Вий помогал. По этой причине Вий пользовался большим уважением у славян, несмотря на свою темную подоплеку. В частности, Вия почитали колдуны, маги, знахари и колдуньи. Для усмирения природных стихий им требовались сила и знания, и именно Вий с их точки зрения давал им эту власть.
К силе Вия обращались и воеводы, особенно в грозные для Руси времена. Считалось, что благодаря силе Вия наши предки могли отражать вражеские набеги. Но эти требования были не просты. Люди должны были чтить Бога, платить ему дань и соблюдать законы. Вий, несмотря на свои качества, был злопамятен, оттого мог жестоко наказать людей, кто его обманывает и не чтит. Да, Вий представлял темных богов, но наши предки не считали тьму злом. Он владел теми силами, какие дозволяли ему выполнять его «работу», данную всеотцом РОДОМ — не больше, ни меньше.
Злым его могли называть только нарушители закона и люди, пренебрегающие честью. К остальным Вий относился вполне благосклонно и даже отпускал из Нави, если человек проходил его испытание. В прошлом считалось, что Вий - это образ, который мог принимать Бог Велес.
До сих пор ученые спорят, одно ли это божество или два разных. Кроме того, образ Вия, уходит корнями в русские народные сказки. Считается, что сказочный персонаж Кощей Бессмертный прототип божества Вий. Все части можно прочитать тут. Раз уж приглашение обсудить картинку, пишу почти не читая. В кадр попала вместо панночки - Варлей роскошная Сельма Хайек из вампирского притона "крученые сиськи" в картине "От заката до рассвета" По поводу Вия есть старая лекция Дмитрия Быкова, где он утверждает что все изыскания на предмет откуда он его взял не имеют ценности.
