Детство и юность петра 1 интересные факты, Молодой Петр I и неизведанная Москва
Хузангай удостоен Государственной премии ЧР К. Пока идет этот процесс претворения, пока люди не свыклись с новым, оно им кажется диким и странным, оно не согласуется с их обычными представлениями, будит их и беспокоит; и люди всего медленнее и неохотнее свыкаются с тем, что будит их и тревожит, что затрагивает их привычки и материальные интересы. Кроме картин в собрании были гравюры и офорты, которых насчитывалось более листов. В эти игры взрослые всегда сами играли с нами, так что всякая игра была вполне осмысленна и полезна. Трилогия о взрослении, с которой Толстой входит в литературу: современники открывают для себя психологию ребёнка и поражаются, с какой глубиной можно описывать внутреннюю жизнь человека.
Через два года там же родился и второй сын Уэльских - принц Гарри. Принцесса Диана была необычной королевской матерью. С ранних лет она старалась обеспечить детям "нормальную" жизнь вдали от королевского протокола. Леди Ди ездила с детьми на общественном транспорте, водила их в фастфуд-рестораны и в парки аттракционов.
Семейная идиллия длилась недолго. Уже в году супруги объявили о расставании. В июне го принц Чарльз открыто признался в своей измене с Камиллой Паркер-Боулз на национальном телевидении. В тот же вечер состоялся сенсационный выход Дианы в "платье мести". Наряд от дизайнера Christina Stambolian пылился в гардеробе принцессы три года - она считала его слишком "дерзким". Однако в последний момент Диана предпочла платью от Valentino, которое планировала надеть изначально, культовое черное с открытыми плечами, ассиметричными подолом и развивающимся шифоновым шлейфом.
Кутюрье Кристина Стамболиан позже сравнила образ принцессы с роковой Одиллией - "черным лебедем" из балета Петра Ильича Чайковского "Лебединое озеро". Через несколько лет, незадолго до своей гибели, икона стиля по совету старшего сына Уильяма устроила аукцион. С молотка ушли больше 79 нарядов принцессы Дианы, в том числе "платье мести", за которое заплатили 65 тысяч долларов. Все вырученные деньги леди Ди направила на благотворительность.
С первых шагов "под руку" с принцем Чарльзом леди Ди оказалась под прицелом журналистов. До последнего вздоха репортеры преследовали принцессу, однако некоторые ее родственники считают виновниками гибели Дианы не только фотографов, участвовавших в роковой погоне. Как стало известно спустя десятилетия, корреспондент обманом добился беседы с принцессой, убедив Спенсера с помощью поддельных документов в том, что королевская семья подкупила двух людей из окружения леди Ди и те следили за ней.
В результате Башир вывел Диану на откровенный разговор, который всколыхнул общественность и вынудил женщину отказаться от протекции дворца.
Он уличил Башира в совершении "одного из крупнейших преступлений в истории телевидения" и назвал его "серийным лжецом промышленного масштаба". Лишь спустя четыре года после объявления о расставании супруги завершили бракоразводный процесс.
Сообщается, что Диана получила около 23 миллионов долларов, а также ей были назначены ежегодные выплаты в размере тысяч фунтов. Все деньги принцесса оставила в наследство своим сыновьям. Диане разрешили сохранить титул принцессы Уэльской, однако к ней больше не могли обращаться "Ваше Королевское Высочество". Ей также позволили остаться жить в Кенсингтонском дворце. В результате развода леди Ди пришлось отказаться от работы со многими благотворительными организациями.
Она продолжила сотрудничество с фондами по борьбе с бездомностью, СПИДом, онкологическими заболеваниями и некоторыми другими. В году Диане начали приписывать роман с сыном египетского миллиардера Доди Аль-Файедом. Среди прочих "владений" Аль-Файеда-старшего был и отель "Ритц" в Париже, из которого пара отправилась в последний путь 31 августа года. Днем ранее влюбленные вернулись с отдыха на Лазурном берегу, поужинали в отеле и, как предполагают, поехали в частное парижское поместье Доди.
Впоследствии он не справился с управлением и врезался в столб в "каменном коридоре". Аль-Файед и водитель скончались на месте, Диана - спустя несколько часов в больнице.
Выжить в аварии удалось лишь телохранителю принцессы, который был пристегнут в момент столкновения. В году ведущий британский судебный патологоанатом Ричард Шепард заявил, что ремень безопасности мог спасти жизнь леди Ди, так как она умерла от крошечного разрыва вены в легком.
Французские правоохранители обвинили в аварии водителя, который якобы сел за руль в состоянии алкогольного опьянения. Однако общественность до сих пор считает, что народную любимицу погубили папарацци, которые мало того что преследовали машину принцессы, так еще и фотографировали умирающую Диану в искореженном автомобиле. По информации The New York Times, обвинения в непредумышленном убийстве предъявили девяти репортерам, однако всех их оправдали. Троих фотографов признали виновными во вторжении в частную жизнь.
Им выписали штраф на 1 евро. Тем временем народ начал придумывать целые конспирологические теории гибели Дианы. В какой-то момент их стало так много, что британская полиция была вынуждена организовать многомиллионную операцию по проверке предположений. Ни одна из рассмотренных теорий не была доказана. Точно известно лишь одно: Диана предчувствовала беду, о чем написала в письме своему бывшему дворецкому вскоре после развода.
Подданный опубликовал послание в году. После гибели леди Ди народ доказал преданность своей "королеве". За время 8-дневного траура подданные принесли к Букингемскому, Кенсингтонскому и Сент-Джеймсскому дворцам 5 миллионов букетов.
Народ также оставлял принцессе шарики, игрушки и послания. В одном из дворцов посетители исписали 43 книги с соболезнованиями. Прощание с "народной принцессой" состоялось 6 сентября года. Юные сыновья Дианы участвовали в похоронной процессии от Букингемского дворца до Вестминстерского собора.
Королева Елизавета II нарушила протокол и склонила голову перед гробом как дань уважения принцессе Диане. Новости Новости компаний. Наши проекты. Свежий номер. Тематические приложения. Моя цель совершенно иная. Взоры всего мира устремлены, полные симпатий с одной стороны, и недоверия или враждебности — с другой, на это вместилище душевной и физической энергий, неожиданно открытое между старой Европой, уставшей жить, и старой Азией, утомленной своим бездействием. Что это?
Пропасть, куда суждено кануть обычным судьбам? Или источник вечной юности? Наклонившись над обоими берегами, толпы смотрят в напряженном внимании, вглядываясь в глубину, зондируя ее. Я только даю разъяснение общему любопытству и напряженному ожиданию. Это разъяснение почерпнуто, как я уже сказал, из истории, но также и из современной жизни. Петр Великий не умер. Может быть, настал час?
Заря утра, которое принесет нам неизвестно что, появляется на горизонте, на широкой реке клубится туман, как бы окутывающий призраки! Не топот ли коня раздается по мостовой тихих улиц?.. Книга была издана в []. Антология предназначена для всех любителей исторического чтения, для студентов и преподавателей, а также может служить учебным пособием. Причины различных взглядов на Петра Великого в русской науке и русском обществе. Читано в торжественом собрании С.
Двести лет прошло после рождения Петра Великого, почти полтораста после его смерти, имя его во всех устах, памятники ему стоят по городам русским, а между тем и наука, и общество до сих пор останавливаются в недоумении перед колоссальным образом Петра, перед исполинским подвигом, им совершенным.
До сих пор, как и во время его деятельности, деятельность эта обсуждается с разных сторон: раздаются панегирики, иногда самые безотчетные, порицания, нередко самые неосновательные. Конечно, никто уже не повторит теперь слова Сумарокова: «Российский Вифлеем — Коломенско село», как никто серьезно не поверит в то, что Петр пропал во время поездки в «стекольное государство», а образ его принял на себя жидовин из колена Да-нова; но в коренном различии древней и новой России твердо убеждены еще многие: именно с этой точки зрения слышатся и самые сильные похвалы, и самые веские осуждения.
Известно, что первое мнение, идущее еще от Ломоносова, с резкостью высказываемое в сороковых годах, когда даже не раз выражалась мысль, Что Россию следует назвать Петровиею, имеет за себя весьма значительную часть нашего литературного мира; за второе мнение мы имеем великий авторитет Карамзина.
Оба эти мнения сходятся по вечному закону всех крайностей в одном — в точке исхода: оба отправляются от веры в безграничную силу личной воли, могущей безпрепятственно создать то или другое положение вещей. Резкости обоих направлений начинают, однако, уже сглаживаться в примирительном историческом взгляде, которым мы обязаны преимущественно С.
Соловьеву, начавшему внимательно изучать XVII в. В результате такого изучения оказалось, как, несомненно, должно было оказаться, что деятельность Петра была наиболее энергическим выражением того, что составляло цель и заветные стремления его предшественников, что гениальность Петра сказывается главным образом в умении находить средства, нужные для его цели, и идти неуклонно к этой цели, и в особенности — в окончательном уяснении, в чем состоит эта цель.
Словом, что представлялось смутно и неясно людям XVII в. Таков вывод, до которого дошла современная наука, но не таково наиболее распространенное мнение; отчего же происходит эта разница, где источник разноречий?
Всякое великое историческое дело, облекая плотью и кровью то, что неясно носилось в умах, создает нечто новое, как потому, что действительно привносится новый элемент, так и потому, что старое получает новый вид, становится чем-то иным.
Это новое вносит, по евангельскому слову, меч, оно разделяет все общество. Таков неотразимый закон поступательного движения: получившее образ стремление требует себе места в практической жизни, прилаживает к себе условия этой жизни, а потом и само прилаживается к этим условиям.
Пока идет этот процесс претворения, пока люди не свыклись с новым, оно им кажется диким и странным, оно не согласуется с их обычными представлениями, будит их и беспокоит; и люди всего медленнее и неохотнее свыкаются с тем, что будит их и тревожит, что затрагивает их привычки и материальные интересы.
К тому же новое начало создает новые отношения, новые обязанности, жизнь усложняется, становится мудренее. Это опять закон исторического развития, закон неизбежный, но тем не менее тяжелый. Дело Петра именно так и подействовало на руское общество. Правительство Московского государства понимало, что у него не достает правильного войска, без которого плохо приходилось ему в борьбе с соседями, даже такими, как Польша и Крым, что у него недоставало промышленности, что внешняя его торговля вся в руках иностранцев-монополистов, что у него нет ни медиков, ни инженеров, нет даже образованных пастырей церкви, понимало также, что мало мо-лсет оно положиться на своих чиновников.
Все это понимало оно и принимало меры, но меры частные, нерешительные: то выпишет иностранцев и поселит их в немецкой слободе, то пробует заводить фабрики, то введет в часть войска новый строй, оставя другую при старом, то даже пошлет молодых людей учиться за границу, но они оттуда не воротятся; с ними повторится то же, что было с Котошихиным, не нашедшим в России ничего, кроме предметов для осмеяния, что было с Хворостиным, который говорил, что в «Москве жить скучно, в Москве люди глупы».
Правительство московское то немцев оденет в русское платье, то русских заставит ходить по-польски, и все это без системы, без настойчивости: сегодня за табак режут носы, завтра его позволят, а послезавтра опять запретят.
Общество тоже смутно сознавало, что ему многого не достает: жаловалось на страсть к посулам приказных людей, на монополию иностранцев; были и такие, которые подумывали о просвещении; в «школах» заиконоспас-ских находились ученики, в домах появились гувернеры-поляки; еще в начале XVII века рассказывают об одном Головине, ходившем по вечерам, тайком, учиться по-латыни; и в царские хоромы, и в боярские стали заходить не только фряжского дела вещи, но и фряжские куншты европейские картины , стали заходить и кое-какие книжки в переводе с польского и латинского, появились и театральные представления, появились «Куранты», первые наши ведомости; «цифирь» и «землемерия» небыли таким странным делом для наших предков, как это иногда представляют.
Послы наши за границей не только вникали во взаимные отношения европейских государей, на что они были, надо признаться, первостатейными мастерами, — чем более мы узнаем старых наших дипломатов, тем более имеем право гордиться ими, — но и вглядывались в чуждые для них нравы и обычаи. Все это было — повторяем — случайно, частно, служило знамением потребности в новом, но к новому не приводило.
Щербатов делает любопытный расчет, из которого выходит, что если бы не было Петра, естественным порядком, не предполагая никаких колебаний, Россия только в г. Как ни приблизителен его расчет, но в сущности он едва ли много отклоняется от правды. Мы шли бы медленно, постепенно; пословица: «Семь раз отмерь, один раз отрежь» — лучший девиз Московского государства, и подле нас усиливалась бы Швеция, которой предел положен был только на полях Полтавы, и выросло бы другое государство, которому, если бы не было Петра, вероятно, досталась бы на долю вся Польша, без раздела.
Что бы было тогда? Но Петр явился, и явился — великое историческое счастие — именно в ту минуту, когда все было готово и когда появление его было наиболее нужно. Воспитался он не в Кремлевских палатах, не посреди царского этикета чинного XVII века, а на вольном воздухе своего Преображенского, в соседстве Немецкой слободы; рано стал царем, но царь он был опальный: льстецам было нечего делать в Преображенском, их место было в Кремле, там они и вертелись; в Преображенское же шли недовольные и указывали на недостатки существующего.
О воспитании Петра не заботились и потому не дали ему в учителя многоученого Симеона Полоцкого, который познакомил бы его с тонкостями богословия, научил бы немного по-латыни и по-польски, как выучил его братьев, и дубовыми стихами воспевал бы его добродетели в панегириках; дали же ему учителем добродушного и неглупого дьяка, который, показывая картинки, пробудил в нем любознательность — все, что он мог сделать; остальное сделала гениальная русская натура, которая сумела всех обратить себе в учителей и которой одного намека было достаточно для того, чтобы идти вперед и самой все узнавать.
Такое самообразование положило печать на всю жизнь. С детства привыкший отыскивать источник для удовлетворения своей любознательности, Петр сохранил эту привычку на всю жизнь и всю жизнь учился.
С этою привычкой поехал он за границу: там — источники знания, но добиться до них надо самому, и он привык сам до всего доходить, сам все узнавать, и результаты его самообразования были изумительны: он и корабли строил, и артиллерию изучил, и зубы дергал, и во всем он сам мог экзаменовать, и все он сам мог показать. Такая обстановка детства развила в нем врожденную способность узнавать людей помимо внешних отличий, находить каждому занятие, соответствующее его способностям: оттого в редкую историческую эпоху мы встречаемся с таким количеством способных людей, употребленных именно на свое дело.
Но воздавая каждому должное, Петр с каждого требовал работы непрестанной: он по своему опыту знал, что может сделать человек, и требовал, чтобы каждый сделал все, что мог сделать.
Подобное требование было тяжело для общества, привыкшего быть в «нетях» и укрываться при вызове на службу всевозможными способами. Петр же требовал от людей своего времени другой службы, чем требовалось прежде: прежде требовали только явления на службу, когда служба была нужна при «ратных вестях», по очереди в Москву, что не было службою трудною, а воеводство считалось даже льготою: оно было средством покормиться.
Петр же вел войну 21 год; ему люди были нужны постоянно, и старое начало пожизненной службы он обратил в действительность: служба стала тяжелее, раздался ропот. К тому же он потребовал и службы не дворянской: надо было ехать к бусурманам, учиться строить корабли. Тяжело это было московским баричам, и в «нетях» сказаться было нельзя — отыщут и строго накажут. Не все понимали, что это совершалось во имя высокого начала — государственного блага: «А о Петре ведайте, — говорил он под Полтавою, — что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия, благочестие, слава и благосостояние ее»; «Если случится что я впаду в турецкий плен , — пишет Петр Сенату из-под Прута, — то вы не должны почитать меня своим царем и государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственноручному повелению от вас было требуемо, покаместь я сам не явлюсь между вами в лице моем».
Такие чувства и мысли были немногим доступны и даже понятны в ту эпоху, когда еще свежи были предания вотчинные, когда разница между государевым и государственным была еще очень не ясна: ясно, отчетливо эту разницу первый поставил Петр, посвятив всю жизнь свою на службу государству, такой же службы он требовал и от других: много он прощал «дите своего сердца» Данилычу и прощал за то, что тот понимал его намерения и умел исполнять их; но к тем, кто уклонялся от службы, кто был нерадив или своекорыстен, Петр был неумолим.
Несчастный царевич Алексей пал жертвою своей неспособности понять законность требований отца, своей созерцательной природы, которой противна была безустанная деятельность. Трагическая коллизия отца с сыном только с этой точки зрения и может быть объяснена.
С этой же точки объясняются и меры Петра против монахов и вообще его отношения к духовенству: в нем не видал себе подпоры, а видел сторонников Алексея, которые «не в авантаже обретаются» и стремятся обрестить в авантаже. Другой причины его отношений к духовенству нельзя подыскать.
Становиться на точку зрения XIX в. Петр не мог; требовать от него, чтоб он стоял на точке зрения своего отца, благоговевшего перед юродивыми, или сына, подыскивавшего в Ба-Роние места о преимуществе духовной власти над светскою, мы не имеем права.
Забота о могуществе государства, о его политическом значении была первою заботою Петра, все остальное было средством к достижению этой высшей цели: государству нужны техники, и создаются заведения, способные образовать этих техников, моряков, артиллеристов, инженеров, медиков; без собственной промышленности и торговли невозможно благосостояние государства, процветание его финансов: для этой цели дается самоуправление городскому сословию, льготы желающим заводить фабрики и заводы, русским купцам, торгующим за границею, и т.
Меры Петра находили сочувствие и в России, например, в Посошкове, предлагавшем меры совершенно того же характера.
В заботах своих о промышленности Петр прежде всего имел в виду, чтобы выгоды доставались русским людям, чтоб они выучивались разным производствам, а иностранцев он призывал только как учителей.
Та же мысль видна и в учреждении Академии наук, которая заключала в себе, кроме ученого общества, и Университет, и даже гимназию, имевшие целью готовить ученых из русских. Говорят, что Петр предсказывал то время, когда центр просвещения, некогда перешедший из Греции и Рима в Западную Европу, перейдет к нам.
Он непременно должен был верить в то, что его земле назначена высокая участь и что его дела — только заря этой блестящей будущности: лишь крепкая вера творит великие дела! Дело Петра, требовавшее такого напряжения сил, должно было непременно возбудить многих против себя, и мы действительно знаем, что многих и возбудило. Когда же он умер, когда многое пошло не по его предначертаниям, когда иностранцы получили незаконное преобладание, когда русские люди преимущественно высших сословий, увлекаясь всем иностранным, начали предпочитать немецкое русскому и в Париже видеть рай земной, когда, наконец, с конца XVIII века кроме роскоши и моды последовал к нам наплыв иностранных гувернеров и все общество окончательно заговорило по-французски, тогда поднялись мало-помалу голоса против преобразований Петра и выступила, разумеется, идеализация старого быта.
В учении славянофилов в его первобытном виде эта идеализация получила окончательную форму. Есть в их возражениях стороны справедливые, но они по большей части касаются последствий деятельности Петра, от него не зависевших и им не предвиденных: мало ли сколько посторонних элементов примешалось к великому подвигу Петра уже тогда, когда дело его досталось продолжать другим, часто далеко уступавшим ему людям?
Частью же эти возражения касаются приемов Петра и его средств. Его средства и приемы заимствованы им из прошедшего Московского государства или даже из примеров тогдашней Европы, переживавшей эпоху Людовика XIV. Порицатели Петра не правы, стало быть, в том, что они неясно различают все эти многообразные элементы в его деле и не останавливаются на вопросе о том, что принадлежит ему самому, что его времени, и что, наконец, его преемникам. Появление безусловных хвалителей Петра столько же понятно, как и появление порицателей: результаты подвига Петра были слишком блистательны, сияние европейской цивилизации, открывшейся для России реформами Петра, слишком ослепительно, и потому не мудрено, что преимущественно те из людей ближайших к Петру поколений, которые пошли дорогою науки, как великий Ломоносов, наиболее увлеклись его делом: для них только с Петра открылся новый мир; к ним присоединились те, которые рабски подчинились Европе; таких много было в последующих поколениях.
Эти последние даже отчаялись в России и все хорошее видели в Европе, оставляя нам роль вечных учеников, которым не суждено быть мастерами, незавидную роль Тре-дьяковского.
Пока европеизм в смысле западничества, то есть поклонение всякому «последнему слову», господствовал у нас, и это мнение было господствующим; теперь мы, однако, начинаем выходить на другую дорогу, и, быть может, исполнится заветная мысль Петра — видеть нас и в области науки равноправными членами с другими великими народами мира, и, быть может, в будущем законодатели, полководцы и поэты представят Русскую землю в великом пантеоне всемирной истории.
Тогда подвиги Петра получат свое завершение, и, быть может, только тогда замолкнут разноречивые о них толки, и вся мыслящая Россия в один голос признает важность реформы не в одном лишь политическом отношении, хотя главнейшая ее цель и была, как я уже сказал, внешнее могущество России.
Время это, будем надеяться, близко, заря уже стоит на нашем горизонте. Тогда дождемся мы и полной истории Петра, которою мы все еще в долгу перед его великой памятью. В книге профессора Н. Молчанова освещается внешняя политика и дипломатия России в период петровских преобразований.
В ней раскрывается яркая картина борьбы русского народа за укрепление независимости, могущества России, за превращение ее в великую европейскую державу. Для художественного оформления книги использованы картины и гравюры русских и зарубежных художников. Сквозь «облако сомнений» Дипломатическая подготовка Северной войны Вступление России в войну Дипломатия в годы первых побед. Дела турецкие и польские Балтийская политика Аландский конгресс Конец Северной войны Неоконченное завершение.
Реформаторское наследие Петра Первого, как и сама его личность, до сих пор порождает ожесточенные споры в российском обществе. В XIX веке разногласия в оценке деятельности Петра во многом стали толчком к возникновению двух основных направлений идейной борьбы в русской интеллектуальной элите — западников и славянофилов. Евгений Анисимов решился на смелый шаг: представить на равных правах две точки зрения на историческую роль царя-реформатора. Книга написана в форме диалога, вернее — ожесточенных дебатов двух оппонентов: сторонника общеевропейского развития и сторонника «особого пути».
По мнению автора, обе позиции имеют право на существование, обе по-своему верны и обе отражают такое сложное, неоднозначное явление, как эпоха Петра в русской истории. Евгений Анисимов — доктор исторических наук, профессор и научный руководитель департамента истории НИУ «Высшая школа экономики» Петербургский филиал , профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН.
Автор нескольких сотен научных публикаций, в том числе трех монографий по истории царствования Петра Первого. Сборник посвящен России времен Петра Великого. Эпоха, прямо скажем, не обойденная вниманием исследователей. Что можно про нее сказать нового? Оказывается, можно, и немало. Авторы альманаха обнаруживают темы, доселе практически не изученные например, представления Петра и его окружения о медицине.
Но немало сюрпризов сулят и "вечные" темы например, история петровской бюрократии : сплошь и рядом исторические факты соответствуют общепринятым представлениям О реформах Петра I написано множество книг, но нет ни одной о тех, кто отвечал за практическое воплощение идей императора. Работа известного историка, доцента Д.
Серова — первое систематическое исследование персонального состава государственного аппарата России первой четверти XVIII в. Книга основана на многолетних архивных разысканиях автора. Собранный и проанализированный им материал позволяет не только понять, как воплощались в жизнь петровские реформы, но и по-новому взглянуть на первостроителей Российской империи. Для историков, историков права, студентов-гуманитариев и всех интересующихся отечественной историей.
Балязин Вольдемар Николаевич - — советский и российский историк, кандидат исторических наук, доцент и писатель. Член Союза писателей России и действительный член Академии педагогических и социальных наук. Автор более 50 книг и около статей по русской и всеобщей истории.
В этой книге вы познакомитесь с историей России в первую очередь сквозь призму любовных, родственных отношений тех, кто правил империей. На основе богатого материала известный писатель и историк В. В центре внимания автора - личная жизнь царей и цариц, императоров и императриц, их ближнего и дальнего окружения, их детей и родственников, фаворитов и фавориток, влияние тех или иных действующих лиц не только на самих самодержцев, но и на события, происходившие в стране.
Книга написана простым языком, при этом дополняется письмами, высказываниями, выдержками из дневников. Читается легко и увлекательно. Бежецкие памятные даты - год. Уважаемые друзья, приглашаем принять участие в муниципальном этапе областного конкурса чтецов «Я вдохновенно Пушкина читаю! Краеведческая программа. Все дороги ведут Встречи с интересными людьми.
Профессия как призвание. Перейти к основному содержанию. Сайт для слабовидящих. Бежецкая центральная библиотека им. Форма поиска Поиск. Карта сайта Каталог Онлайн - приемная Контакты. Шишкова в социальных сетях: Центр деловой и правовой информации Бежецк творческий. О библиотеке Структура Библиотеки Бежецкого района Методический отдел «Дела библиотечные» информационно-методическая газета о жизни библиотек Бежецкого МО.
Решаем вместе. Хочется, чтобы библиотека стала лучше? Виртуальная книжная выставка «Петр I в проекции времени». Оставлен admin 25 Октября, - Яблонский, А. Книжная выставка «Петр I в проекции времени» Современники, историки и писатели о Петре I Великом «Сей монарх отечество наше привел в сравнение с прочими, научил узнавать, что и мы люди; одним словом, на что в России не взгляни, все его началом имеет, и что бы впредь не делалось, от сего источника черпать будут».
Иван Неплюев, российский посол в Константинополе в эпоху Петра Великого.
Ключевский В. С какой бы точки зрения мы ни изучали эпоху преобразования, мы должны прийти в изумление перед нравственными и физическими силами преобразователя, сфера деятельности которого была бы так обширна» Соловьев С. Анисимов Е. Солоухин В. На протяжении всей жизни А.
Пушкин интересуется личностью Петра Первого, анализирует его историческое значение. Поэтому образ Петра довольно часто встречается в творчестве Пушкина. Проблема оценки этого монарха в начале девятнадцатого века становится необычайно важной. Одно из первых стихотворений, посвященных теме Петра, - стихотворение «Стансы», написанное в тысяча восемьсот двадцать шестом году. Это время — начало правления Николая Первого — нового, еще не известного царя.
Стихотворения Пушкина является своеобразным наказом Николаю. При этом Пушкин воспринимает Петра Первого как почти идеального монарха и ставит его в пример Николаю. Поэт восхваляет Петра. Строки этого стихотворения являются крылатыми выражениями и по сей день.
Поэма "Полтава" написана А. Пушкиным в году. Глубоко изучив историю Петра I, Пушкин считал самым значительным и важным событием его царствования Полтавское сражение летом года. Он писал: «Полтавская битва есть одно из самых важных и самых счастливых происшествий царствования Петра Великого.
Она избавила его от опаснейшего врага; утвердила русское владычество на юге; обеспечила новые заведения на севере и доказала государству успех и необходимость преобразования совершаемого царем». В поэме «Полтава» Пушкин рисует борьбу Петра, «молодой России» против внешних врагов. Петр показан как герой Полтавской битвы. В изображении исторических лиц и исторического прошлого Пушкин придерживается исторической точности.
В году Пушкин снова обращается к русской истории и к эпохе Петра в стихотворении «Пир Петра Первого», напечатано оно было в году в журнале «Современник».
Следует отметить, что великий государь был для Пушкина культовой исторической фигурой. Сравнивая его с правителями своей эпохи, поэт не пытался скрыть, что считает Петра I самым настоящим диктатором. Но при этом, изучая историю, автор пришел к выводу, что его любимый исторический персонаж не был самодуром и в отношении к своим подданным старался проявлять справедливость.
Однако больше всего Пушкина поразил тот факт, что русский царь умел признавать свои ошибки и прощать врагов, если они готовы были к примирению. Овсянников, Ю. Овсянников; Ред. Смолкин; Худож. Содержание I Путь к трону Романовы. Бутромеева, В. Брикнер, А.
