Товарищу нетте пароходу и человеку, Подвиг товарища Нетте. Человек и пароход, о котором писал Маяковский
Это — он. Ответ Вася. Где трудна работка, там визжит лебёдка; подымает балки, будто палки. Таким образом, первый, бытовой план перерастает во второй — высокий, где-то даже пафосный: ведь речь идет о святых понятиях и для самого поэта, и для героя — перед читателем возникает «коммунизма естество и плоть». И не повернув головы кочан и чувств никаких не изведав, берут, не моргнув, паспорта датчан и разных прочих шведов.
Это — он. Я узнаю его. В блюдечках — очках спасательных кругов. Подойди сюда! Тебе не мелко? Медлил ты. Захрапывали сони.
Засыпал к утру. За кормой лунища. Ну и здорово! Следующий стих Эмма Мошковская — Большой день. О жизни. Стихи Владимира Маяковского — О жизни.
Стихи Владимира Маяковского — Серебряный век. Стихи Владимира Маяковского — Философские. Стихи Владимира Маяковского — Длинные. Другие стихи этого автора. Облако в штанах.
Серебряный век. А вы могли бы? К другим — отношение плевое. С почтеньем берут, например, паспорта с двухспальным английским левою. Глазами доброго дядю выев, не переставая кланяться, берут, как будто берут чаевые, Паспорт американца.
На польский — глядят, как в афишу коза. На польский — выпяливают глаза в тугой полицейской слоновости — откуда, мол, и что это за географические новости? И не повернув головы кочан и чувств никаких не изведав, берут, не моргнув, паспорта датчан и разных прочих шведов. И вдруг, как будто ожогам, рот скривило господину.
Это господин чиновник берет мою краснокожую паспортину. Берет — как бомбу, берет — как ежа, как бритву обоюдоострую, берет, как гремучую в 20 жал змею двухметроворостую.
Моргнул многозначаще глаз носильщика, хоть вещи снесет задаром вам. Жандарм вопросительно смотрит на сыщика, сыщик на жандарма. С каким наслажденьем жандармской кастой я был бы исхлестан и распят за то, что в руках у меня молоткастый, серпастый советский паспорт. Я волком бы выгрыз бюрократизм.
Но эту… Я достаю из широких штанин дубликатом бесценного груза. Читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза. Крошка сын к отцу пришёл, и спросила кроха: — Что такое хорошо и что такое плохо? Дождь покапал и прошёл. Солнце в целом свете. Это — очень хорошо и большим и детям. Если сын чернее ночи, грязь лежит на рожице, — ясно, это плохо очень для ребячьей кожицы. Если мальчик любит мыло и зубной порошок, этот мальчик очень милый, поступает хорошо.
Если бьёт дрянной драчун слабого мальчишку, я такого не хочу даже вставить в книжку. Этот вот кричит: — Не трожь тех, кто меньше ростом! Если ты порвал подряд книжицу и мячик, октябрята говорят: плоховатый мальчик. Если мальчик любит труд, тычет в книжку пальчик, про такого пишут тут: он хороший мальчик.
От вороны карапуз убежал, заохав. Мальчик этот просто трус. Это очень плохо. Этот, хоть и сам с вершок, спорит с грозной птицей. Храбрый мальчик, хорошо, в жизни пригодится. Этот в грязь полез и рад, что грязна рубаха.
Про такого говорят: он плохой, неряха. Этот чистит валенки, моет сам галоши. Он, хотя и маленький, но вполне хороший. Помни это каждый сын. Знай любой ребёнок: вырастет из сына свин, если сын — свиненок. Мальчик радостный пошёл, и решила кроха: «Буду делать — хорошо , и не буду — плохо ».
Этот зверь зовётся лама. Лама дочь и лама мама. Маленький пеликан и пеликан-великан. Как живые в нашей книжке слон, слониха и слонишки. Двух- и трёхэтажный рост, с блюдо уха оба, впереди на морде хвост под названьем «хобот». Сколько им еды, питья, сколько платья снашивать! Даже ихнее дитя ростом с папу с нашего.
Всех прошу посторониться, разевай пошире рот, — для таких мала страница, дали целый разворот. Гроза детей. Лучше не гневите. Только он сидит в воде и пока не виден. Вот верблюд, а на верблюде возят кладь и ездят люди.
Он живёт среди пустынь, ест невкусные кусты, он в работе круглый год — он, верблюд, рабочий скот. Смешная очень. Руки вдвое короче.
Но за это у ней ноги вдвое длинней. Жираф-длинношейка — ему никак для шеи не выбрать воротника.
Жирафке лучше: жирафу-мать есть жирафёнку за что обнимать. Обезьян смешнее нет.
Что сидеть как статуя?! Человеческий портрет, даром что хвостатая. Зверю холодно зимой. Зверик из Америки. Видел всех. Пора домой. До свиданья, зверики! У меня растут года, будет и семнадцать. Где работать мне тогда, чем заниматься? Нужные работники — столяры и плотники! Сработать мебель мудрено: сначала мы берём бревно и пилим доски длинные и плоские. Эти доски вот так зажимает стол-верстак. От работы пила раскалилась добела.
Из-под пилки сыплются опилки. Рубанок в руки — работа другая: сучки, закорюки рубанком стругаем. Хороши стружки — жёлтые игрушки. А если нужен шар нам круглый очень, на станке токарном круглое точим.
Готовим понемножку то ящик, то ножку. Сделали вот столько стульев и столиков! Столяру хорошо, а инженеру — лучше, я бы строить дом пошёл — пусть меня научат. Я сначала начерчу дом такой, какой хочу. Самое главное, чтоб было нарисовано здание славное, живое словно.
Это будет перёд, называется фасад. Это каждый разберёт — это ванна, это сад. План готов, и вокруг сто работ на тыщу рук. Упираются леса в самые небеса.
Где трудна работка, там визжит лебёдка; подымает балки, будто палки. По крыше выложили жесть. И дом готов, и крыша есть.
Хороший дом, большущий дом на все четыре стороны, и заживут ребята в нём удобно и просторно. Инженеру хорошо, а доктору — лучше, я б детей лечить пошёл — пусть меня научат. Я приеду к Пете, я приеду к Поле. Кто у вас болен? Как живёте, как животик? Вам в постельку лечь поспать бы, вам — компрессик на живот, и тогда у вас до свадьбы всё, конечно, заживёт. Докторам хорошо, а рабочим — лучше, я б в рабочие пошёл, пусть меня научат.
Гудок зовёт — и мы приходим на завод. Народа — уйма целая, тысяча двести.
Чего один не сделает — сделаем вместе. Можем Железо ножницами резать, краном висящим тяжести тащим; молот паровой гнёт и рельсы травой. Олово плавим, машинами правим. Работа всякого нужна одинаково. Я гайки делаю, а ты для гайки делаешь винты. И идёт работа всех прямо в сборочный цех. Болты, лезьте в дыры ровные, части вместе сбей огромные. Там — дым, здесь — гром. Громим весь дом. И вот вылазит паровоз, чтоб вас и нас и нёс и вёз. На заводе хорошо, а в трамвае — лучше, я б кондуктором пошёл, пусть меня научат.
Кондукторам езда везде. С большою сумкой кожаной ему всегда, ему весь день в трамваях ездить можно. Окончилась рельса, и слезли у леса мы — садись и грейся. Кондуктору хорошо, а шофёру — лучше, я б в шофёры пошёл, пусть меня научат. Фырчит машина скорая, летит скользя, хороший шофёр я — сдержать нельзя. Только скажите, вам куда надо — без рельсы жителей доставлю на дом. Наливаю в бак бензин, завожу пропеллер. Бояться не надо ни дождя, ни града.
